Скульптура занимает в нашей жизни больше места, чем кажется. Пылящийся на полке фарфоровый ангел или памятник неподалеку от работы – типичные представители этого вида искусства. О том, что такое скульптура сегодня и есть ли у нее свое место в современном доме, мы поговорили с известным скульптором Андреем Осташовым.
Андрей Осташов. Фото: Андрей Дубинин
Андрей — единственный белорусский художник, принявший участие в международной выставке современного искусства VIENNAFAIR 2015 в Вене. А с ноября по декабрь прошлого года в Москве работала его персональная выставка «Море внутри». Андрей находится в постоянном движении, его непросто застать на месте, но нам это удалось. Буквально несколько дней назад скульптор вернулся из Таиланда, и согласился ответить на наши вопросы.
— Андрей, задам дилетантский вопрос. Сегодня далеко не каждая картина имеет честь называться искусством, в то время как перевернутый писсуар — единодушно признан его вершиной. Как простому обывателю найти грань между произведением искусства, предметом интерьера или, как в случае с писсуаром – сантехникой?
— Каждый предмет может быть произведением искусства, если он что-то выражает. Это — главный признак. Писсуар Дюшана, о котором Вы говорите, совершил революцию в сознании людей, а потому — несомненно, предмет искусства. Более того — сложный предмет профессионального искусства. Но это не значит, что надо перестать рисовать пейзажи, вышивать салфетки, выкинуть все вазы и усеять дом перевернутыми писсуарами. Есть декоративно-прикладное, китч-искусство, народное искусство и прочие. Оно по-разному ценится, по-разному стоит и по-разному выглядит. Но каждый его вид находит своего зрителя, и, более того, находит отклик в его душе. Людям надо иметь смелость признать — это мне нравится, это мое. Это и будет признаком того, что человек — мыслящий, свободный, не в плену условностей. Если же вас умиляют котики — смотрите на них, а не на абстрактный предмет, не «цепляющий», но созданный профессиональным художником.
«Парадный портрет». Серия «Маленькие левитации». 2015
— То есть, выбирая скульптуру или картину, лучше опираться не на советы дизайнера, а на свои эмоции?
— Я бы ориентировался на эмоции. Но понимаете, если я люблю этого художника, его картины будут висеть у меня дома и в хай-теке, и в барокко. Только в первом случае я подберу простую раму, а во втором — золоченую. Вот и все. Рама — предмет мебели, который и решает судьбу картины. В скульптуре таким вершителем судеб является… пьедестал из гранита или мрамора. Был в моей практике такой опыт: одному голландскому галеристу нравились мои скульптуры, но он попросил присылать их без пьедестала. Объяснил так: «Теперь в домах – модерн. И под твои резные подставки соответствующих интерьеров не найти». Красиво обыграть можно любое произведение искусства. Соответствующий свет, стекло… и даже «Дерьмо художника» Пьеро Мандзони (экскременты художника, разложенное по жестяным банкам, которые он продавал по цене золота – Прим. автора) впишется в интерьер и будет радовать его любителя.
— Теперь набирают популярность архитекторы-дизайнеры, делающие квартиры «под ключ»: с мебелью, предметами интерьера и симпатичными подушками на диване. Насколько это правильно, на Ваш взгляд? Или правильнее отделять архитектуру от дизайна?
— Я Вам больше скажу: за границей, например, в Канаде, жилье под ключ продают онлайн. И люди покупают. Это зависит от отношения к вещам. Кто-то живет легко, легко меняет квартиры, дома. Сегодня живу здесь – завтра перееду туда. А есть те, кто относится к этому серьезно: мой дом, моя крепость, я тут буду растить детей, внуков и я тут ответственен за каждый гвоздик. Но тенденция видна: отношение к вещам упрощается. Предмет становится просто предметом и занимает свое место в жизни человека как предмет, не больше. Дом занимает место как дом. Машина – как машина. И все меньше людей делают из этого культ. То же касается и предметов искусства.
«Море внутри». Серия «Евразия». 2013. Бронза, гранит.
Я не имею ничего против такой тенденции. В конце концов, архитекторы-дизайнеры — прекрасно чувствуют, что нужно дому. Один из них как-то обратился ко мне с просьбой «оживить» только что построенный им дом. Дом был красивым, стильным, но «суховатым». Я сделал несколько групп скульптур: на парковке — мальчик с лошадкой; на лестнице — девочка; у камина – мальчик воровал спички, а девочка стояла на «стреме». У дома появилась своя маленькая история, и он ожил. Архитектор был доволен, заказчик был доволен, его гости были довольны. Это важно для людей — жить в какой-то истории. Мы читаем книги, смотрим фильмы ради некой истории. И если в доме появляется история, то он оживает. А искусство этому способствует, как ничто другое.
— Может ли предмет искусства испортить интерьер? Или настоящее искусство для дома – как масло для каши?
— Может испортить. Каждый предмет дышит своей энергетикой, а если он создан руками человека – этот энергетический заряд может быть очень сильным. Некоторые работы лучше ставить в музее, потому что они забирают на себя большое количество энергии и жить с ними слишком сложно.
Из серии «Наши Дети». 2011
И, несомненно, надо чувствовать пространство. Нельзя ставить скульптуру, шириной в 1,5 метра, на площадку, шириной в 1,2 метра. Это, думаю, все понимают. Работая на заказ, всегда учитываешь технологические ограничения. Но масштабность работы и идеи, которую она несет, не зависит от размера скульптуры. Если качественно сделана маленькая деталь, мы сами превращаемся в маленьких людей, которые ее рассматривают.
— Кстати, об идеях. Ваши работы объединены в серии. Как приходили идеи создания, например, «Маленьких левитаций», «Девичьего дозора»?
— Я заранее не сочиняю, о чем будет работа. Когда все знаешь заранее, и делать не хочется. Я просто создают одну работу за другой, а затем формируется экспозиция. И к концу года, когда хочется подвести какой-то итог, понимаю, что, оказывается, в этом году я говорил о левитациях.
А каждая скульптура рождается спонтанно. У меня две дочери, я наблюдаю за ними, а когда начинаю лепить, вспоминаю, например, как дочка трогала камушек или смотрела на море — и приходят какие-то фантастические образы. В основе сюжета всегда лежит эта «подсмотренность» из жизни: как девочка сидит, как мальчик стоит. По большому счету скульптура — это движение духа в пространстве. А дух — это и есть движение человека. Девушка станет так, как мужчина никогда не станет. И наоборот. И в этом есть та маленькая суть, которая «цепляет» — движение. А уже потом всплывают символы и образы.
«Танцующая для Императора». Серия «Маленькие Левитации». 2015
— Вы занимаетесь скульптурой более 30 лет. За последние 16 лет создали более 250 работ. Откуда в вас столько энергии?
— Я ничем другим не занимаюсь (улыбается – Прим. автора). На самом деле, творческие муки сопутствуют каждой работе. Рождаются и умирают вместе с ней. Иногда не могу лепить несколько месяцев. Просто со стороны этого не видно. И я постоянно не удовлетворен. Но все равно закончу эту работу, хоть и думаю, что она — худшее, что я мог сделать. А через год посмотрю на нее и пойму, что это моя победа. Здесь, конечно, очень ценна обратная связь со зрителем. Я часто сам не понимаю, зачем добавляю в свои работы какие-то элементы и символы, а потом приходит зритель и мне объясняет суть скульптуры, что на самом деле я делал. Это колоссальная поддержка для меня. Это питает, вдохновляет.
— Какого зрителя Вы цените больше — того, что будет вдохновленно рассказывать Вам о Ваших же работах, или того, который спокойно купит их, сообщив, что «хорошо станет на камин»?
— Приятнее всего мне видеть, если мои работы вдохновили кого-то на создание собственных… Но, ценны все. Просто эта ценность — с разных позиций. Кто-то — порадует своей включенностью и пониманием. Кто-то пойдет и создаст свой шедевр. А кто-то купит мою работу, тем самым дав возможность сделать следующую. А моя душа как раз в этой следующей и находится. И это тоже партнерство, и шаг навстречу друг другу. И каждый из этих шагов важен и нужен по-своему. Мне важно взаимодействовать со всеми. Раньше я продавал работы через галерею, но теперь предпочитаю сам общаться с покупателем. Я ведь художник-одиночка, всегда немного в стороне: мои работы не относятся ни к контемпорари арт, ни к классическому искусству. Поэтому связь со зрителем важна — она поддерживает.
Cкульптура «Море Внутри» из серии «Маленькие Левитации». Фрагмент. 2015.
— Кто он — Ваш покупатель? Это белорус, россиянин, европеец? Живет в доме или в квартире? Покупает скульптуры, чтобы украсить интерьер, или потому что полюбил их душой?
— Сложно сказать. Я не веду статистику. Но, скорее, это славянин. Европейцы предпочитают более холодное и обезличенное искусство, которое будто говорит: «Я не дам тебе к себе приблизиться. И понять меня ты быстро не сможешь. Сначала хорошенько подумай, почитай что-нибудь». Славяне другие. У нас до сих пор ценят душевность, считывают ее и «включаются» именно на нее. Я вообще не видел к своим работам равнодушного зрителя. Обычно или очень любят или люто ненавидят. Если влюбляются, то забирают домой, чтобы с ними жить. Скульптуры покупают чаще в дом, чем в квартиру.
— Даже интересно, почему славян так «цепляют» люди востока. Ведь Ваши скульптуры – явно не белорусы…
— Мои работы — не портреты людей. Это абстрактные образы. Мы привыкли понимать абстрактность конкретно — квадрат Малевича, например. Но абстрактность — это образы, отличные от реальности. Глядя на них можно погрузиться в тот пространственный мир, который они создают.
На стуле
Да, там есть восточная атрибутика. Возможно, потому что меня вдохновляет восточная культура. Я часто езжу в Камбоджу, Бангкок, вот три дня назад вернулся из Таиланда. В искусстве этих стран — потрясающая деталировка, пластика, отличное от нашего академического видение объема и формы. Европейское искусство цепляет не так: оно нацелено, скорее, на подражание того, что видим. А здесь иначе. В их многочисленных фигурках Будды, которые создают даже не художники, а ремесленники — другой мир, и меня он будоражит.
Однажды я пробовал сделать белорусов — не получилось (улыбается – Прим. автора). Рядом с Национальной библиотекой изначально был запланирован огромный парк скульптур. Художникам дали клич на создание композиций. Я подготовил читающую девочку, образ которой взял с картины художника Ивана Хруцкого, вокруг которой — ожившие хоббиты и другие герои мировой литературы. Но комиссия предложила хоббитов заменить на традиционных «Колобка и Лису», а девочку, которая показалась им похожей на немку — переобуть в лапти. Мне не хотелось создавать «героев моей деревни», но, к счастью, проект дальше не сдвинулся. Жаль, конечно, что у нас не хватает иного, «неместечкового» видения своей культуры.
Выставка автора в отеле Ренессанс
— А если заказчик — частное лицо? Он Вам должен дать полную свободу или, наоборот, рассказать все свои пожелания?
— Мне нет смысла участвовать в проекте, если человек четко знает, чего хочет. Есть много исполнителей, которые могут сделать все это именно для него. Я — художник. И мне нужна свобода. На заказ мне в принципе не очень нравится работать, и последние несколько лет я их почти не беру. Среди готовых работ всегда найдется та, которая срезонирует с состоянием души человека. И людям так проще. Не нужно волноваться: понравится или нет. Получаешь ту работу, которая точно нравится. И получаешь сейчас, а не через год. Ведь каждая скульптура делается минимум шесть-семь месяцев. Например, сейчас я делаю заказ протяженностью в полтора года.
— Но Вы же как-то взаимодействуете с заказчиком, опираетесь на какие-то его пожелания?
— Конечно. Я вижу человека, что-то понимаю о нем, чего-то не понимаю, чувствую его внутренний мир и предлагаю свое видение скульптуры. На самом деле, у каждой заказанной скульптуры — не один, а два автора: художник и заказчик. Эти два автора, взаимодействуя, влияют друг на друга, и влияние это колоссальное. Иногда контакта не происходит. Например, у меня был заказчик, который хотел сделать кровать с медузой Горгоной. Я энергетически не готов делать такие вещи, и отказался.
7 cамураев
— Как формируется цена на Ваши работы?
— Как и на все. Учитываются затраты. Цену устанавливаю не я. Я ведь самый слепой зритель своих работ. Люблю те вещи, которые коммерчески неуспешны. Часто галеристы говорят: «Это ты продашь, это продашь дорого, а это – извини – то, что тебе так нравится, так и будет здесь стоять». Получается, что особенно любимые работы остаются со мной (смеется).
— У Вас дома есть Ваши работы? Или их место – мастерская?
В мастерской
— Есть скульптуры, которые принадлежат семье: с ними мы не расстаемся. Украшают дом и работы других авторов, кстати. Но в основном, конечно, свои. Место же ограничено — все не поставишь.
— Насколько важна для Вас окружающая обстановка — уют в доме, красота вокруг, простор…?
— Я отношусь к этому легко. Жили мы в квартире — хорошо. Переехали в дом — тоже хорошо. Я не требователен. Жалко тратить силы и время на обустройство интерьера. Мне бы пойти поработать – это счастье. А декором занимается жена. Хотя, обстановка, несомненно, влияет на человека. В маленьком аквариуме растут маленькие рыбки. В большом аквариуме — большие. Они мыслят по-другому, двигаются иначе, возможности иные, степень свободы внутренней. Но я больше погружен внутрь себя, чем смотрю вокруг.
— Вы пожили в квартире, теперь живете в доме. Где лучше дышится, творится?
— У меня две мастерские: одна — в городе, одна — за городом. Я разницы не вижу. Для кого-то это важно, для меня — нет. Несомненно, концентрация мыслей и идей — в городе. Ты видишь, что люди делают, здесь бурлит жизнь. Это влияет на мировоззрение. Но информационный поток нас может везде настигнуть — интернет и за городом есть.
«Ожидание Героя». Из серии «Маленькие Левитации». 2015 г.
— А какой судьбы Вы бы хотели для своих работ — жизнь в музее, галерее, у коллекционера, или в чьем-нибудь доме?
— Музей – хорошо. Галерея – хорошо. Дома – тоже хорошо. Я не знаю. На самом деле, меня не сильно интересует судьба тех работ, которые сделаны. Меня больше интересует судьба тех, над которыми работаю сейчас. Вот, делаю несколько больших работ, в них все мысли, все переживания, неумения, что-то не получается, это все заводит. О них и думаю. А у моих готовых скульптур — все прекрасно. Они поездили гораздо больше, чем я, и повидали мир. И людей больше увидели.
— Как Вы считаете — в ближайшие годы произведений искусства станет больше в домах и квартирах людей? Нужно ли вообще людям это обладание?
— В США проводили исследование, куда выгоднее вкладывать деньги. Если рассматривать в долгосрочной перспективе — на лет 100 вперед, то получилось, что лучшая инвестиция — искусство. Деньги — обесцениваются; машины — дешевеют; недвижимость — не вечна. Остается только искусство. Американский арт-рынок сегодня очень активен, даже онлайн-рынок — люди покупают, не видя объект вживую. Что это: жажда обладания, желание заработать, желание сохранить и преумножить свои активы или тяга к прекрасному? Не знаю. У каждого — свои цели и мотивы…
Выставка автора в отеле Ренессанс
Текст: Лора Малахова
При подготовке материала частично использованы фотографии из личного архива скульптора, и сайта kyky.org